Свердловский театр музкомедии тоже жил и работал в режиме культурного фронта. Артисты играли ежемесячно по 20 и более спектаклей, вдвое превышая довоенные нормативы. В моменты между репетициями спешили не домой, а в госпитали, к раненым. Помогали медперсоналу, мыли палаты, чинили белье, общались с ранеными.
Газета «АИФ-Урал» опубликовала воспоминания солистки театра Марии Викс, которую однажды попросили пройти в палату к получившему тяжелейшие ожоги летчику: «Врачи предупредили, что он обречён. То, что я увидела, переступив порог, и сейчас сжимает сердце болью. На кровати лежал с ног до головы забинтованный человек. Видны были только воспалённые глаза, нос, рот… У меня стиснуло виски, а баянисту не подчинялись пальцы. Вдруг больной попросил песню про лётчика. Я спела Бакалова „В родном краю“ о дальневосточном лётчике. И вдруг раздался странный звук: не то стон, не то всхлипывание, и я увидела, что раненый плачет…». Актриса разрыдалась, едва вышла из палаты. Через несколько часов узнала: летчик умер.
Артисты, работавшие с полной самоотдачей, и сами иногда еле держались на ногах, падали в обмороки от усталости и голода. «Когда актеры свердловских театров, в том числе и Музкомедии, начали массово страдать от дистрофии, обком партии обратился к директорам крупных уральских заводов с просьбой помочь дополнительным питанием. И те, конечно, помогли. Свердловский театр музыкальной комедии был прикреплён к Первоуральскому новотрубному заводу, и это спасло многих от голодной смерти», — рассказывают журналисты.
На архивном снимке запечатлен еще один важный момент из истории Свердловской музкомедии: 1943 год, площадь у центральной проходной Уралмашзавода, момент передачи на фронт трех танков Т-34, собранных на средства театра.